Ильич Рамирес Санчес, фотография из Википедии
Задолго до того, как возник неуловимый Усама бин Ладен, «террористом
№1», наводящим страх и ужас на западный мир, считался «профессиональный
революционер», венесуэлец Карлос (Ильич Рамирес Санчес). Помимо борьбы
за «торжество коммунистических идеалов», он участвовал также в
героических акциях бойцов Палестинского сопротивления.
В 1994 году Карлос был арестован, и с тех пор находится во французской тюрьме, где отбывает пожизненное заключение. Несколько лет тому назад во Франции вышла его автобиографическая книга, в которой, в частности, он рассказывает о своем обращении в ислам и делится собственными мыслями о принятой им религии. Эта книга должна была выйти на русском языке в издательстве «Ультра. Культура», главным редактором которого был известный поэт Илья Кормильцев, принявший перед самой смертью ислам, как в свое время уже сообщал Islamnews.ru. Однако издательство было закрыто, и русский перевод автобиографии того, чьим именем до сих пор пугают политиков и сотрудников спецслужб всего мира, остался неопубликованным.
После развода родителей Рамирес Санчес остался с матерью. Они переехали в Лондон, где Рамирес Санчес поступил в Лондонскую школу экономики. Затем он недолго учился в Университете дружбы народов в Москве, где узнал о палестино-израильском конфликте. В 1970 году был отчислен из университета за подрывную деятельность, хотя видимо это было прикрытие, перед его отправкой на операцию по заданию КГБ.
В июле 1970 года Карлос поехал в Ливан, где присоединился к Народному фронту освобождения Палестины в Бейруте. Оттуда был направлен в тренировочный лагерь недалеко от Аммана, где проходил боевую подготовку. Там он и получил свое прозвище Карлос, от Бассама абу Шарифа, за свое латино-американское происхождение. Прозвище Шакал он получил от журналистов, после того как при обыске в номере отеля, в его вещах был найден роман Фредерика Форсайта «День Шакала». Во время событий Чёрного сентября в Иордании, принимал активное участие в боевых действиях против иорданских вооруженных сил, заслужив хорошую репутацию. Позже переехал обратно в Бейрут, а затем в Лондон. В 1973 году он предпринял неудачную попытку убийства еврейского бизнесмена и вице-президента Сионистской Федерации Великобритании Эдварда Шифа в Лондоне. После этого совершил несколько терактов, — нападения на Банк Апоалим, три французских газеты при помощи машин со взрывчаткой, две неудачных гранатометных атаки на самолеты авиакомпании «Эль-Аль» в аэропорту Париж-Орли, а также парижский ресторан, где погибли 2 человека. В 1975 году он застрелил двух полицейских, которые пытались его задержать, и был вынужден бежать в Ливан, где принял ислам. Самым известным терактом Карлоса стало нападение на штаб-квартиру ОПЕК в Вене с захватом заложников. Карлос и шесть его соратников с сорока двумя заложниками получили самолёт, на котором вылетели в Багдад, затем в Триполи, и наконец в Алжир. В каждом городе они отпускали часть заложников. В Алжире Карлос получил политическое убежище. В дальнейшем он какое-то время жил в Адене, Венгрии и Сирии. В начале 1990-х он обосновался в Судане.
В 1994 году Судан выдал Карлоса французским властям, которые добивались его экстрадиции за совершённые в начале 1970-х убийства. В декабре 1997 года Карлос был приговорён к пожизненному заключению. Во Франции вышла его автобиографическая книга «Революционный ислам», в которой он, в частности, рассказывает о своём отношении к принятой им религии. Содержится в парижской тюрьме Санте.
В декабре 2011 года суд во Франции вынес Карлосу второй пожизненный приговор за организацию четырех взрывов на территории Франции, в результате которых 11 человек погибли, более 100 были ранены.
В 1994 году Карлос был арестован, и с тех пор находится во французской тюрьме, где отбывает пожизненное заключение. Несколько лет тому назад во Франции вышла его автобиографическая книга, в которой, в частности, он рассказывает о своем обращении в ислам и делится собственными мыслями о принятой им религии. Эта книга должна была выйти на русском языке в издательстве «Ультра. Культура», главным редактором которого был известный поэт Илья Кормильцев, принявший перед самой смертью ислам, как в свое время уже сообщал Islamnews.ru. Однако издательство было закрыто, и русский перевод автобиографии того, чьим именем до сих пор пугают политиков и сотрудников спецслужб всего мира, остался неопубликованным.
Краткая Биография
Родился в Венесуэле. Отец, убеждённый коммунист, дал ему имя в честь Владимира Ильича Ленина (двух других сыновей он назвал «Владимир» и «Ленин»). Псевдоним «Карлос» Рамирес Санчес предположительно получил в 1970 году, когда проходил подготовку в лагере террористов в Палестине. В 1964 году вступил в Венесуэльскую молодежную коммунистическую организацию.После развода родителей Рамирес Санчес остался с матерью. Они переехали в Лондон, где Рамирес Санчес поступил в Лондонскую школу экономики. Затем он недолго учился в Университете дружбы народов в Москве, где узнал о палестино-израильском конфликте. В 1970 году был отчислен из университета за подрывную деятельность, хотя видимо это было прикрытие, перед его отправкой на операцию по заданию КГБ.
В июле 1970 года Карлос поехал в Ливан, где присоединился к Народному фронту освобождения Палестины в Бейруте. Оттуда был направлен в тренировочный лагерь недалеко от Аммана, где проходил боевую подготовку. Там он и получил свое прозвище Карлос, от Бассама абу Шарифа, за свое латино-американское происхождение. Прозвище Шакал он получил от журналистов, после того как при обыске в номере отеля, в его вещах был найден роман Фредерика Форсайта «День Шакала». Во время событий Чёрного сентября в Иордании, принимал активное участие в боевых действиях против иорданских вооруженных сил, заслужив хорошую репутацию. Позже переехал обратно в Бейрут, а затем в Лондон. В 1973 году он предпринял неудачную попытку убийства еврейского бизнесмена и вице-президента Сионистской Федерации Великобритании Эдварда Шифа в Лондоне. После этого совершил несколько терактов, — нападения на Банк Апоалим, три французских газеты при помощи машин со взрывчаткой, две неудачных гранатометных атаки на самолеты авиакомпании «Эль-Аль» в аэропорту Париж-Орли, а также парижский ресторан, где погибли 2 человека. В 1975 году он застрелил двух полицейских, которые пытались его задержать, и был вынужден бежать в Ливан, где принял ислам. Самым известным терактом Карлоса стало нападение на штаб-квартиру ОПЕК в Вене с захватом заложников. Карлос и шесть его соратников с сорока двумя заложниками получили самолёт, на котором вылетели в Багдад, затем в Триполи, и наконец в Алжир. В каждом городе они отпускали часть заложников. В Алжире Карлос получил политическое убежище. В дальнейшем он какое-то время жил в Адене, Венгрии и Сирии. В начале 1990-х он обосновался в Судане.
В 1994 году Судан выдал Карлоса французским властям, которые добивались его экстрадиции за совершённые в начале 1970-х убийства. В декабре 1997 года Карлос был приговорён к пожизненному заключению. Во Франции вышла его автобиографическая книга «Революционный ислам», в которой он, в частности, рассказывает о своём отношении к принятой им религии. Содержится в парижской тюрьме Санте.
В декабре 2011 года суд во Франции вынес Карлосу второй пожизненный приговор за организацию четырех взрывов на территории Франции, в результате которых 11 человек погибли, более 100 были ранены.
(Источник Краткой Биографии: Википедия)
Ильич Санчес Рамирес, фотография с сайта alefmagazine.com
Приводим некоторые выдержки из автобиографии Карлоса.
Я рано сделал свой политический выбор. Уже в юности я пошел по стопам
отца, хотя в конечном итоге не сам человек решает, быть ему
революционером или нет – выбор за нас делает Революция! В январе 1964
года я примкнул к тайной организации Венесуэльской коммунистической
молодежи. Убежденность в правильности избранного пути крепла на
протяжении всей моей жизни, и разочарование, связанное с крушением
советской системы, лишь укрепило мою революционную веру.
В июне 1970 года меня, в числе других шестнадцати студентов, по требованию компартии Венесуэлы исключили из Университета имени Патриса Лумумбы. Покинув Советский Союз, я в июле того же года прибыл в Бейрут, откуда перебрался в Иорданию, где и начался активный период моей жизни борца за дело освобождения палестинского народа в рядах Национального фронта освобождения Палестины…
Я принял ислам в начале октября 1975 года, в тренировочном лагере Движения освобождения Палестины в Йемене близ Хаара в провинции Абиян. Я помню это так ясно, словно все случилось вчера… Я готовился к обряду среди моих боевых товарищей – арабов, которыми мне предстояло командовать во время опасной боевой операции в Западной Африке. Все они были мусульманами и попросили меня разделить их веру, чтобы – в случае гибели в бою – я повел их в Рай. Братство по оружию стало одной из главных – глубинных – причин обращения в ислам, сыгравшего решающую роль в моей судьбе. Неотвратимость вечной спутницы воина – смерти – не пугала меня. Я воспринимал ее как нечто естественное, без тоски и отчаяния, ибо случайности в революционной войне, которую ведет любой профессиональный идейный боец, неизбежны.
В тот день я отнесся к обряду посвящения почти легкомысленно, мною руководило скорее чувство товарищества, чем зрелое размышление. Но потом в моей жизни случилась встреча с мужественным провидцем, иранским муллой Абу Акрамом – он был близок к иранским моджахедам (позже им пришлось скрываться на территории Ирака). Сегодня эти люди вынуждены соблюдать крайнюю осторожность – американцы записали их в террористы. Абу Акрам был в моем подчинении, что не помешало ему отчитать нас за легкомыслие. На сочном и цветистом арабском – не забывайте, он был иранцем, то есть неарабом – Абу Акрам дал нам множество теологических разъяснений и комментариев, после чего заставил снова прочесть Фатиху – обет веры, на сей раз с полным осознанием важности происходящего. Таким образом, я дважды совершил ритуал обращения, и он дал начало долгому пути нравственного и духовного созревания. Путь этот не окончен, и я не намерен с него сворачивать…
Я не являюсь «воином Аллаха» в прямом смысле этого слова – моей вере недостает мистицизма. Я мусульманин, но моя борьба носит скорее политический, чем религиозный характер. Замечу, что, вопреки большевистской традиции, я никогда не относился к марксизму как к религии. Моя связь с коммунизмом носит интеллектуальный, рациональный характер… Мои отношения с марксизмом никогда не были ни догматичными, ни религиозными, и пусть никто не думает, что я механически заменил материалистическую «религию» мусульманской верой.
Понятие «политической религии» не до конца применимо к марксизму: если он и порождал фанатизм всех мастей, изначально в нем не было ничего исповедального или эсхатологического. Можно умереть или убить за любое дело – самое справедливое и бесконечно гнусное, - и в этом не будет ни преодоления себя, ни осязаемого присутствия Бога…
…потеря идеалов и веры в справедливое будущее, предательство надежд огромных масс людей, откровенный, ничем не прикрытый обман стали, на мой взгляд, теми подводными рифами, на которые напоролись коммунистические режимы. Американцам, конечно, гораздо приятнее думать, что падением Берлинской стены мир обязан превосходству их стратегического видения, афганской ловушке и СОИ, пресловутому плану «звездных войн». Все это, вместе взятое, подорвало волюнтаристскую, искусственную экономику находившегося на последнем издыхании социалистического лагеря, не способного выдержать ни затрат на войну в Афганистане, ни конкуренции с новейшими американскими технологиями.
Но «аналитики», на мой взгляд, упустили из виду глубинные причины крушения советской системы – я говорю об отказе от перманентной революции (как идеи и как реального действия), многие годы питавшей революционный порыв всего советского общества. Мир равенства и справедливости – это мир, который нужно творчески создавать и совершенствовать, избегая шаблонов.
Современный человек убедил себя в том, что может обойтись без Бога, считая Его бесполезной составляющей бытия! Он имеет невероятную глупость заявлять, что сам управляет своей судьбой, и собственными успехами обязан только себе! Все это, конечно, чистейшей воды абсурд. Вера – верховный акт развития, а не наоборот. Впрочем, только здесь, в Европе, атеизм приобрел столь нагло-воинствующие формы. Американцы – те хоть пытаются прикрывать свои низкие цели Библией…
Бог есть живой, конкретный и даже материальный опыт. Бог – не абстракция, не дух; верующий человек убеждается в этом ежедневно. Запад, на свое несчастье, эту истину забыл, он не помнит, что оба порядка – естественный и Божественный – суть одно и то же. Нарушить один – значит преступить и другой. А разве можно безнаказанно нарушать физические законы?
Мое обращение в ислам не оказало немедленного и непосредственного воздействия на жизненные привычки, в том числе на систему питания. Идея греха для меня отделена от изначального понимания зла, познание последнего идет рука об руку с приобретением человеком жизненного опыта. У зла есть «онтологическая» сторона, оно присутствует в мире, оно действует, оказывая на людей ощутимое материальное и духовное влияние. Грех – другое дело, в нем отсутствует аспект абсолюта. Его очень часто обнаруживаешь постфактум, испытывая мгновенный укол совести.
Проходя путь духовного развития, я все яснее осознавал трансцендентальный характер собственных поступков и приобрел привычку молча взывать к Господу, произнося благодарственные молитвы: я просил Бога указать мне путь, защитить и просветить. Находясь в заточении, я вынужденно воздерживаюсь от алкоголя, но меня это совершенно не угнетает. Я ненавижу пьянство. Привычка пить вино за едой была для меня скорее частью «культурного» ритуала, укоренившегося в странах Латинской Америки.
Мое видение мира и действующих в нем сил не слишком существенно изменилось после принятия ислама, оно упростилось, потому что я нашел в Коране и вере логичные, здравые ответы на мои собственные вопросы и вопросы других людей. Вера укрепила мою убежденность и боевой дух. Я борюсь против активных материальных и нематериальных сил, против людей и идей, против учреждений, хотя сражение мое носит интеллектуальный характер. Я верю, что первопроходцы должны иметь возможность передавать свой опыт тем, кого завтра жизнь пошлет на передовую… Мы должны указать им дорогу к Вере, справедливости и борьбе за истину, зная, как тяжел путь к Всемогущему.
…я неоднократно отмечал для себя, сколь важную роль играли в национально-освободительных и революционных сражениях священнослужители-воины. В контексте палестинского сопротивления роль религии неуклонно возрастает. Меня поразила убежденность федаинов, и я проникся их верой. Мне смешна нелепая борьба против Бога, против самой идеи о том, что в этом низком мире может существовать Нечто, превосходящее наше понимание и недоступное нашему воображению. Злобный и бессмысленный предрассудок, которым многие защитники пролетарской революции размахивали как хоругвью, был в те времена в большой моде. Я находился в тупике – теперь я это понимаю, благодарение Небу, я нашел выход, и моя новая – нет, обновленная! – вера только подтвердила былые обязательства по отношению к Революции и новому человеческому порядку, подчиняющемуся Божественному замыслу.
Вера оказала мне неоценимую помощь в понимании сочетания психологических и социологических факторов в человеческих отношениях и важности религиозного фактора в историческом развитии в прошлом, настоящем и будущем. Предназначение истории – предвидеть, в ретроспективном анализе важно перспективное предвидение. Это избитая истина, но ее полезно время от времени вспоминать. Она позволяет мне расшифровать природу внутренних и межгосударственных столкновений в странах так называемого Юга.
Как разобраться в конфликтах и столкновениях сегодняшнего дня исключительно с материалистических позиций? Теперь, когда снято эмбарго, писаки-журналисты словно по мановению волшебной палочки вдруг осознали, какую важную роль играет нефтяной фактор в объяснении нынешнего кризиса и американской политики.
Контроль над энергетическими ресурсами является определяющим, но не единственным параметром, далеко не единственным. Было бы странно и неестественно зацикливаться на одном аспекте – безусловно главенствующем, но являющемся лишь частью целого, пытаясь объяснить всю сложность ситуации публике, ровным счетом ничего не понимающей в геополитике.
Они либо наивные ослы, либо – и эта версия кажется мне наиболее правдоподобной – повторяют, как верные псы, то, что трубит голос их хозяина. Педалировать нефтяную составляющую конфликта – значит затушевывать другие, не менее – если не более – важные стороны ведущейся войны. Судьба Палестины тоже поставлена на кон, но понимают это на Западе считанные единицы посвященных, все остальные – средства массовой информации и их клиенты – даже не задаются этим вопросом.
Заключение ни на йоту меня не изменило – я был и остаюсь революционером и коммунистом. Я буду всеми допустимыми способами бороться за освобождение мира от империалистической эксплуатации, а Палестины – от сионистской оккупации. Хотите верьте, хотите нет, но это не мечты выжившего из ума идеалиста и не бахвальство.
Антиглобализм сегодня сильнее любых нынешних и прошлых политических и идеологических расхождений. На повестке дня – вопрос о выживании человеческого вида: если мы продолжим разрушать планету теми же темпами, как делаем это сейчас на потребу империалистическому Молоху, то очень скоро вернемся в первобытные времена и окончательно одичаем. Бороться против империализма – значит бороться за человека и цивилизацию, а не за одну, отдельно взятую религию.
Я полагаю, что глубинная духовная сила ислама помогает нам вернуться к естественным и одновременно ниспосланным свыше отношениям с людским сообществом и природой. Кажется, Мальро писал, что «ХХI век будет веком религий или его не будет вовсе». Все разумные люди должны осознать, сколь серьезен брошенный нам вызов, поскольку будущее выглядит далеко не безоблачным – несмотря на всю безграничную демагогию вождей, проповедующих мир во имя того, чтобы было удобнее вести войны. Грозовые тучи уже затянули небо над головой «демократий». Великая Америка под предлогом борьбы с терроризмом обирает всю планету. «Старшая сестра Америка» уже на марше, ее военная машина отлажена. Думаете, ее можно остановить? Что касается меня, я знаю, в чем мой долг, но оружия в руки не возьму! Прошли годы, условия борьбы изменились. Остается политическая борьба, от которой я не откажусь ни при каких обстоятельствах.
Ислам укрепил мое чувство солидарности, избавил от склонности к индивидуализму – этот первородный грех характерен для всех обществ эпохи упадка. Ислам постоянно напоминает нам о принадлежности к сообществу и о том, что верующий всегда должен помнить о Боге. Это вовсе не значит, что личность полностью утрачивает свою индивидуальность, в исламе нет ничего тоталитарного… Это религия свободных людей, каждый из которых лично отвечает за выбор, сделанный в пользу добра или зла…
…моя вера слишком сильна и глубока, и, каким бы парадоксальным это ни казалось, она делает меня свободным.
Я был женат трижды: сочетался браком с Изабель Кутан, Магдаленой Копп, а также с Ланой Харрар (с ней – по законам шариата). Моя супруга-палестинка взяла на себя труд научить меня молитве и с нежной кротостью наблюдала, как я исполняю обряды. Ее мать объяснила мне, как именно следует воздерживаться от пищи – это мало чем отличается от поста, преданного католиками забвению. В рамадан мусульмане должны строго соблюдать все правила, закон не терпит приблизительности. Ислам требователен, но ведь когда человек идет к Богу, с него много спрашивается и еще больше он должен отдавать…
Став мусульманином, я сумел побороть в себе враждебность по отношению к католической церкви. В моем сердце зародилась любовь к Иисусу и Его Матери, Пресвятой Деве Марии (люди очень часто не знают, что правоверные мусульмане почитают и Сына, и Мать). Существует целая религиозная исламская литература о Деве Марии и ее доме близ Эфеса в Турции: часть его превращена в мечеть, и женщины-мусульманки приходят туда молиться за Пречистую Деву.
Теологические разногласия, существующие сегодня между исламом и христианством, безусловно очень серьезны, их еще очень долго невозможно будет преодолеть. Неоспорим лишь тот факт, что все мы верим в Единого Бога. Для Господа каждый человек неповторим, а все истинно верующие – будь то мусульмане, христиане или иудеи – составляют единую общность, конечно, если чтят Завет! В конечном счете я совершенно убежден: все, кто привержен Священному писанию, призваны объединиться. Таково предназначение, такова наша судьба. Мы идем сегодня разными путями, но цель у нас одна.
Я очень сурово осуждаю моральный и духовный упадок так называемых «демократий» - бессильных, вымирающих, не способных распоряжаться собой, сбитых с толку, порочных и развращенных избытком материальных благ. Рабы низкопробных наслаждений, они бесстыдно предаются сексуальным излишествам, подпитывая свой мозг изображениями немыслимой жестокости, тем, что Папа Иоанн Павел II называет «культурой смерти». Вы же настолько безумны, что позволяете вашим детям ежевечерне поглощать все эти телегнусности. Ваше общество не слишком далеко ушло от описанного в 1930-е годы Олдосом Хаксли «Дивного нового мира», хотя вы, возможно, чуть менее бесчеловечны. Неизбежная инфантильность гибнущего социализма как нельзя лучше проявляется в общедоступных передачах, соревнующихся друг с другом в глупости. Вряд ли я излишне пессимистичен. Многие, сами себе в этом не признаваясь, постепенно приходят к тем же выводам.
Расставим все точки над i: я совершенно уверен в вырождении и упадке западных обществ, но во мне нет ни горечи, ни ненависти. Обращение в ислам помогло мне избавиться от поспешности в суждениях, сделало чувства простыми и ясными. Я просто констатирую и сокрушаюсь. Я осознаю всю громадность стоящей передо мной задачи. Вера сделала мой взгляд на окружающую действительность острее, но и принципиальнее и мягче, что, впрочем, не имеет ничего общего с терпимостью или попустительством; грань, отделяющая эти явления от пособничества – активного или же пассивного, - практически незаметна.
Терпимость кажется мне понятием подозрительным, в ней слишком много, с одной стороны, равнодушия, а с другой – склонности к самоанализу. Быть терпимым – значит сочувствовать, разделять страдания и растерянность, порождаемые неестественным и бесчеловечным миром. Вера помогла мне понять, открыть для себя и почувствовать главное: чудовищный разлом, поразивший современные страны, имеет духовное и моральное происхождение, обществами управляет развращенное меньшинство, не имеющее ни стыда, ни совести. Но ведь без путеводной звезды Веры и морали любое начинание проваливается, любой человек сбивается с пути. Слова о блуждании в потемках не есть образ или фигура речи – это конкретная и сиюминутная реальность, с которой каждый человек сталкивается, пока не найдет путь света и истины в Боге.
Нравственная чума Запада обрушилась и на развалины социализма. Я уже объяснял распад Советского Союза моральным разложением большинства его элит (рыба гниет с головы!), постепенно утративших всякий интерес к Революции. С годами идеи Революции, социализма стали для бюрократической касты, дорожащей своей властью и привилегиями, просто идеологическими клише, служащими обману общества. Крушение социалистического лагеря, переход экономики бывшего Советского Союза на рыночные рельсы, подчинение всей жизни интересам купли-продажи окончательно и бесповоротно изменили жизнь тех стран, которые Советский Союз долгое время защищал, одновременно подтачивая их устои. Руководству стран так называемого социалистического лагеря не хватило времени на выработку иммунитета против «дикого» капитализма и его последствия – «ультралиберализма». В современных западных государствах существуют (или формируются) очаги сопротивления негативным последствиям постсоветского развития России и стран Восточной Европы.
Народы бывшей Советской империи заплатили дорогую цену за «открытость» политической и экономической модернизации. Сколько молодых женщин из вновь образовавшихся государств отправились на средиземноморский Запад и в страны Залива, чтобы стать там проститутками, к вящей радости набобов из нефтяных княжеств? Нефтедоллары для нефтекуртизанок… а ведь эти лицемеры с упоением карают своих женщин по устаревшему и жестокому закону шариата, и американские гуманитарные организации крайне редко говорят об этом во весь голос – речь ведь идет об их союзниках. Подобное правоприменение должно быть немедленно упразднено, поскольку дает искаженное представление об исламе.
Когда мне было двадцать, произошли события, коренным образом изменившие мою жизнь и определившие дальнейшую судьбу: Мировая революция и борьба палестинского народа слились в моем сознании воедино. Признаюсь, мой политический выбор и тесная духовная связь с Палестиной еще больше укрепились после встречи с Ланой Харрар.
Борьба для меня есть синоним самопожертвования во имя избранного дела. Приняв ислам в октябре 1975 года, я не стал ни мистиком, ни святошей. Я всего лишь пытаюсь найти свет Веры и не дрогнуть в суровых жизненных испытаниях, общаясь с Богом напрямую, без посредников.
Мои коммунистические идеалы устояли во всех жизненных горестях и терзаниях, они нисколько не противоречат вере в Единого Бога. Вера обогатила и расширила мое видение мира, дав дополнительные и очень веские основания не отступать от выбранных позиций. Вера не только утвердила меня в правоте дела, которому я посвятил жизнь, но и помогла исправить многие ошибки и отказаться от неверных оценок и заблуждений. Ислам укрепил мои революционные воззрения, он очистил их, придав одновременно новое – возвышенное – значение.
Я сижу в тюрьме, но мои разум и душа свободны. Тюрьма является решающим испытанием в осуществлении моего предназначения. В определенном смысле я, узник, свободнее многих и многих людей, живущих на свободе: эти рабы ложных потребностей каждый вечер накачиваются транквилизаторами – иначе им не вынести ни жалкого существования без идеалов, без перспективы, без надежды, ни самих себя…
Я остаюсь неисправимым оптимистом, ибо меня ведут по жизни слившиеся воедино идеалы и Вера. Рано или поздно я выйду из заточения, я в этом убежден, даже если, став свободным, замолчу навеки. Я закончил писать «Воспоминания» в ноябре 1992 года в Аммане. Если Аллаху будет угодно, они увидят свет через двадцать лет – в любом случае уже после моей смерти.
Я подчиняюсь воле Всевышнего. Хвала Аллаху!
В июне 1970 года меня, в числе других шестнадцати студентов, по требованию компартии Венесуэлы исключили из Университета имени Патриса Лумумбы. Покинув Советский Союз, я в июле того же года прибыл в Бейрут, откуда перебрался в Иорданию, где и начался активный период моей жизни борца за дело освобождения палестинского народа в рядах Национального фронта освобождения Палестины…
Я принял ислам в начале октября 1975 года, в тренировочном лагере Движения освобождения Палестины в Йемене близ Хаара в провинции Абиян. Я помню это так ясно, словно все случилось вчера… Я готовился к обряду среди моих боевых товарищей – арабов, которыми мне предстояло командовать во время опасной боевой операции в Западной Африке. Все они были мусульманами и попросили меня разделить их веру, чтобы – в случае гибели в бою – я повел их в Рай. Братство по оружию стало одной из главных – глубинных – причин обращения в ислам, сыгравшего решающую роль в моей судьбе. Неотвратимость вечной спутницы воина – смерти – не пугала меня. Я воспринимал ее как нечто естественное, без тоски и отчаяния, ибо случайности в революционной войне, которую ведет любой профессиональный идейный боец, неизбежны.
В тот день я отнесся к обряду посвящения почти легкомысленно, мною руководило скорее чувство товарищества, чем зрелое размышление. Но потом в моей жизни случилась встреча с мужественным провидцем, иранским муллой Абу Акрамом – он был близок к иранским моджахедам (позже им пришлось скрываться на территории Ирака). Сегодня эти люди вынуждены соблюдать крайнюю осторожность – американцы записали их в террористы. Абу Акрам был в моем подчинении, что не помешало ему отчитать нас за легкомыслие. На сочном и цветистом арабском – не забывайте, он был иранцем, то есть неарабом – Абу Акрам дал нам множество теологических разъяснений и комментариев, после чего заставил снова прочесть Фатиху – обет веры, на сей раз с полным осознанием важности происходящего. Таким образом, я дважды совершил ритуал обращения, и он дал начало долгому пути нравственного и духовного созревания. Путь этот не окончен, и я не намерен с него сворачивать…
Я не являюсь «воином Аллаха» в прямом смысле этого слова – моей вере недостает мистицизма. Я мусульманин, но моя борьба носит скорее политический, чем религиозный характер. Замечу, что, вопреки большевистской традиции, я никогда не относился к марксизму как к религии. Моя связь с коммунизмом носит интеллектуальный, рациональный характер… Мои отношения с марксизмом никогда не были ни догматичными, ни религиозными, и пусть никто не думает, что я механически заменил материалистическую «религию» мусульманской верой.
Понятие «политической религии» не до конца применимо к марксизму: если он и порождал фанатизм всех мастей, изначально в нем не было ничего исповедального или эсхатологического. Можно умереть или убить за любое дело – самое справедливое и бесконечно гнусное, - и в этом не будет ни преодоления себя, ни осязаемого присутствия Бога…
…потеря идеалов и веры в справедливое будущее, предательство надежд огромных масс людей, откровенный, ничем не прикрытый обман стали, на мой взгляд, теми подводными рифами, на которые напоролись коммунистические режимы. Американцам, конечно, гораздо приятнее думать, что падением Берлинской стены мир обязан превосходству их стратегического видения, афганской ловушке и СОИ, пресловутому плану «звездных войн». Все это, вместе взятое, подорвало волюнтаристскую, искусственную экономику находившегося на последнем издыхании социалистического лагеря, не способного выдержать ни затрат на войну в Афганистане, ни конкуренции с новейшими американскими технологиями.
Но «аналитики», на мой взгляд, упустили из виду глубинные причины крушения советской системы – я говорю об отказе от перманентной революции (как идеи и как реального действия), многие годы питавшей революционный порыв всего советского общества. Мир равенства и справедливости – это мир, который нужно творчески создавать и совершенствовать, избегая шаблонов.
Современный человек убедил себя в том, что может обойтись без Бога, считая Его бесполезной составляющей бытия! Он имеет невероятную глупость заявлять, что сам управляет своей судьбой, и собственными успехами обязан только себе! Все это, конечно, чистейшей воды абсурд. Вера – верховный акт развития, а не наоборот. Впрочем, только здесь, в Европе, атеизм приобрел столь нагло-воинствующие формы. Американцы – те хоть пытаются прикрывать свои низкие цели Библией…
Бог есть живой, конкретный и даже материальный опыт. Бог – не абстракция, не дух; верующий человек убеждается в этом ежедневно. Запад, на свое несчастье, эту истину забыл, он не помнит, что оба порядка – естественный и Божественный – суть одно и то же. Нарушить один – значит преступить и другой. А разве можно безнаказанно нарушать физические законы?
Мое обращение в ислам не оказало немедленного и непосредственного воздействия на жизненные привычки, в том числе на систему питания. Идея греха для меня отделена от изначального понимания зла, познание последнего идет рука об руку с приобретением человеком жизненного опыта. У зла есть «онтологическая» сторона, оно присутствует в мире, оно действует, оказывая на людей ощутимое материальное и духовное влияние. Грех – другое дело, в нем отсутствует аспект абсолюта. Его очень часто обнаруживаешь постфактум, испытывая мгновенный укол совести.
Проходя путь духовного развития, я все яснее осознавал трансцендентальный характер собственных поступков и приобрел привычку молча взывать к Господу, произнося благодарственные молитвы: я просил Бога указать мне путь, защитить и просветить. Находясь в заточении, я вынужденно воздерживаюсь от алкоголя, но меня это совершенно не угнетает. Я ненавижу пьянство. Привычка пить вино за едой была для меня скорее частью «культурного» ритуала, укоренившегося в странах Латинской Америки.
Мое видение мира и действующих в нем сил не слишком существенно изменилось после принятия ислама, оно упростилось, потому что я нашел в Коране и вере логичные, здравые ответы на мои собственные вопросы и вопросы других людей. Вера укрепила мою убежденность и боевой дух. Я борюсь против активных материальных и нематериальных сил, против людей и идей, против учреждений, хотя сражение мое носит интеллектуальный характер. Я верю, что первопроходцы должны иметь возможность передавать свой опыт тем, кого завтра жизнь пошлет на передовую… Мы должны указать им дорогу к Вере, справедливости и борьбе за истину, зная, как тяжел путь к Всемогущему.
…я неоднократно отмечал для себя, сколь важную роль играли в национально-освободительных и революционных сражениях священнослужители-воины. В контексте палестинского сопротивления роль религии неуклонно возрастает. Меня поразила убежденность федаинов, и я проникся их верой. Мне смешна нелепая борьба против Бога, против самой идеи о том, что в этом низком мире может существовать Нечто, превосходящее наше понимание и недоступное нашему воображению. Злобный и бессмысленный предрассудок, которым многие защитники пролетарской революции размахивали как хоругвью, был в те времена в большой моде. Я находился в тупике – теперь я это понимаю, благодарение Небу, я нашел выход, и моя новая – нет, обновленная! – вера только подтвердила былые обязательства по отношению к Революции и новому человеческому порядку, подчиняющемуся Божественному замыслу.
Вера оказала мне неоценимую помощь в понимании сочетания психологических и социологических факторов в человеческих отношениях и важности религиозного фактора в историческом развитии в прошлом, настоящем и будущем. Предназначение истории – предвидеть, в ретроспективном анализе важно перспективное предвидение. Это избитая истина, но ее полезно время от времени вспоминать. Она позволяет мне расшифровать природу внутренних и межгосударственных столкновений в странах так называемого Юга.
Как разобраться в конфликтах и столкновениях сегодняшнего дня исключительно с материалистических позиций? Теперь, когда снято эмбарго, писаки-журналисты словно по мановению волшебной палочки вдруг осознали, какую важную роль играет нефтяной фактор в объяснении нынешнего кризиса и американской политики.
Контроль над энергетическими ресурсами является определяющим, но не единственным параметром, далеко не единственным. Было бы странно и неестественно зацикливаться на одном аспекте – безусловно главенствующем, но являющемся лишь частью целого, пытаясь объяснить всю сложность ситуации публике, ровным счетом ничего не понимающей в геополитике.
Они либо наивные ослы, либо – и эта версия кажется мне наиболее правдоподобной – повторяют, как верные псы, то, что трубит голос их хозяина. Педалировать нефтяную составляющую конфликта – значит затушевывать другие, не менее – если не более – важные стороны ведущейся войны. Судьба Палестины тоже поставлена на кон, но понимают это на Западе считанные единицы посвященных, все остальные – средства массовой информации и их клиенты – даже не задаются этим вопросом.
Заключение ни на йоту меня не изменило – я был и остаюсь революционером и коммунистом. Я буду всеми допустимыми способами бороться за освобождение мира от империалистической эксплуатации, а Палестины – от сионистской оккупации. Хотите верьте, хотите нет, но это не мечты выжившего из ума идеалиста и не бахвальство.
Антиглобализм сегодня сильнее любых нынешних и прошлых политических и идеологических расхождений. На повестке дня – вопрос о выживании человеческого вида: если мы продолжим разрушать планету теми же темпами, как делаем это сейчас на потребу империалистическому Молоху, то очень скоро вернемся в первобытные времена и окончательно одичаем. Бороться против империализма – значит бороться за человека и цивилизацию, а не за одну, отдельно взятую религию.
Я полагаю, что глубинная духовная сила ислама помогает нам вернуться к естественным и одновременно ниспосланным свыше отношениям с людским сообществом и природой. Кажется, Мальро писал, что «ХХI век будет веком религий или его не будет вовсе». Все разумные люди должны осознать, сколь серьезен брошенный нам вызов, поскольку будущее выглядит далеко не безоблачным – несмотря на всю безграничную демагогию вождей, проповедующих мир во имя того, чтобы было удобнее вести войны. Грозовые тучи уже затянули небо над головой «демократий». Великая Америка под предлогом борьбы с терроризмом обирает всю планету. «Старшая сестра Америка» уже на марше, ее военная машина отлажена. Думаете, ее можно остановить? Что касается меня, я знаю, в чем мой долг, но оружия в руки не возьму! Прошли годы, условия борьбы изменились. Остается политическая борьба, от которой я не откажусь ни при каких обстоятельствах.
Ислам укрепил мое чувство солидарности, избавил от склонности к индивидуализму – этот первородный грех характерен для всех обществ эпохи упадка. Ислам постоянно напоминает нам о принадлежности к сообществу и о том, что верующий всегда должен помнить о Боге. Это вовсе не значит, что личность полностью утрачивает свою индивидуальность, в исламе нет ничего тоталитарного… Это религия свободных людей, каждый из которых лично отвечает за выбор, сделанный в пользу добра или зла…
…моя вера слишком сильна и глубока, и, каким бы парадоксальным это ни казалось, она делает меня свободным.
Я был женат трижды: сочетался браком с Изабель Кутан, Магдаленой Копп, а также с Ланой Харрар (с ней – по законам шариата). Моя супруга-палестинка взяла на себя труд научить меня молитве и с нежной кротостью наблюдала, как я исполняю обряды. Ее мать объяснила мне, как именно следует воздерживаться от пищи – это мало чем отличается от поста, преданного католиками забвению. В рамадан мусульмане должны строго соблюдать все правила, закон не терпит приблизительности. Ислам требователен, но ведь когда человек идет к Богу, с него много спрашивается и еще больше он должен отдавать…
Став мусульманином, я сумел побороть в себе враждебность по отношению к католической церкви. В моем сердце зародилась любовь к Иисусу и Его Матери, Пресвятой Деве Марии (люди очень часто не знают, что правоверные мусульмане почитают и Сына, и Мать). Существует целая религиозная исламская литература о Деве Марии и ее доме близ Эфеса в Турции: часть его превращена в мечеть, и женщины-мусульманки приходят туда молиться за Пречистую Деву.
Теологические разногласия, существующие сегодня между исламом и христианством, безусловно очень серьезны, их еще очень долго невозможно будет преодолеть. Неоспорим лишь тот факт, что все мы верим в Единого Бога. Для Господа каждый человек неповторим, а все истинно верующие – будь то мусульмане, христиане или иудеи – составляют единую общность, конечно, если чтят Завет! В конечном счете я совершенно убежден: все, кто привержен Священному писанию, призваны объединиться. Таково предназначение, такова наша судьба. Мы идем сегодня разными путями, но цель у нас одна.
Я очень сурово осуждаю моральный и духовный упадок так называемых «демократий» - бессильных, вымирающих, не способных распоряжаться собой, сбитых с толку, порочных и развращенных избытком материальных благ. Рабы низкопробных наслаждений, они бесстыдно предаются сексуальным излишествам, подпитывая свой мозг изображениями немыслимой жестокости, тем, что Папа Иоанн Павел II называет «культурой смерти». Вы же настолько безумны, что позволяете вашим детям ежевечерне поглощать все эти телегнусности. Ваше общество не слишком далеко ушло от описанного в 1930-е годы Олдосом Хаксли «Дивного нового мира», хотя вы, возможно, чуть менее бесчеловечны. Неизбежная инфантильность гибнущего социализма как нельзя лучше проявляется в общедоступных передачах, соревнующихся друг с другом в глупости. Вряд ли я излишне пессимистичен. Многие, сами себе в этом не признаваясь, постепенно приходят к тем же выводам.
Расставим все точки над i: я совершенно уверен в вырождении и упадке западных обществ, но во мне нет ни горечи, ни ненависти. Обращение в ислам помогло мне избавиться от поспешности в суждениях, сделало чувства простыми и ясными. Я просто констатирую и сокрушаюсь. Я осознаю всю громадность стоящей передо мной задачи. Вера сделала мой взгляд на окружающую действительность острее, но и принципиальнее и мягче, что, впрочем, не имеет ничего общего с терпимостью или попустительством; грань, отделяющая эти явления от пособничества – активного или же пассивного, - практически незаметна.
Терпимость кажется мне понятием подозрительным, в ней слишком много, с одной стороны, равнодушия, а с другой – склонности к самоанализу. Быть терпимым – значит сочувствовать, разделять страдания и растерянность, порождаемые неестественным и бесчеловечным миром. Вера помогла мне понять, открыть для себя и почувствовать главное: чудовищный разлом, поразивший современные страны, имеет духовное и моральное происхождение, обществами управляет развращенное меньшинство, не имеющее ни стыда, ни совести. Но ведь без путеводной звезды Веры и морали любое начинание проваливается, любой человек сбивается с пути. Слова о блуждании в потемках не есть образ или фигура речи – это конкретная и сиюминутная реальность, с которой каждый человек сталкивается, пока не найдет путь света и истины в Боге.
Нравственная чума Запада обрушилась и на развалины социализма. Я уже объяснял распад Советского Союза моральным разложением большинства его элит (рыба гниет с головы!), постепенно утративших всякий интерес к Революции. С годами идеи Революции, социализма стали для бюрократической касты, дорожащей своей властью и привилегиями, просто идеологическими клише, служащими обману общества. Крушение социалистического лагеря, переход экономики бывшего Советского Союза на рыночные рельсы, подчинение всей жизни интересам купли-продажи окончательно и бесповоротно изменили жизнь тех стран, которые Советский Союз долгое время защищал, одновременно подтачивая их устои. Руководству стран так называемого социалистического лагеря не хватило времени на выработку иммунитета против «дикого» капитализма и его последствия – «ультралиберализма». В современных западных государствах существуют (или формируются) очаги сопротивления негативным последствиям постсоветского развития России и стран Восточной Европы.
Народы бывшей Советской империи заплатили дорогую цену за «открытость» политической и экономической модернизации. Сколько молодых женщин из вновь образовавшихся государств отправились на средиземноморский Запад и в страны Залива, чтобы стать там проститутками, к вящей радости набобов из нефтяных княжеств? Нефтедоллары для нефтекуртизанок… а ведь эти лицемеры с упоением карают своих женщин по устаревшему и жестокому закону шариата, и американские гуманитарные организации крайне редко говорят об этом во весь голос – речь ведь идет об их союзниках. Подобное правоприменение должно быть немедленно упразднено, поскольку дает искаженное представление об исламе.
Когда мне было двадцать, произошли события, коренным образом изменившие мою жизнь и определившие дальнейшую судьбу: Мировая революция и борьба палестинского народа слились в моем сознании воедино. Признаюсь, мой политический выбор и тесная духовная связь с Палестиной еще больше укрепились после встречи с Ланой Харрар.
Борьба для меня есть синоним самопожертвования во имя избранного дела. Приняв ислам в октябре 1975 года, я не стал ни мистиком, ни святошей. Я всего лишь пытаюсь найти свет Веры и не дрогнуть в суровых жизненных испытаниях, общаясь с Богом напрямую, без посредников.
Мои коммунистические идеалы устояли во всех жизненных горестях и терзаниях, они нисколько не противоречат вере в Единого Бога. Вера обогатила и расширила мое видение мира, дав дополнительные и очень веские основания не отступать от выбранных позиций. Вера не только утвердила меня в правоте дела, которому я посвятил жизнь, но и помогла исправить многие ошибки и отказаться от неверных оценок и заблуждений. Ислам укрепил мои революционные воззрения, он очистил их, придав одновременно новое – возвышенное – значение.
Я сижу в тюрьме, но мои разум и душа свободны. Тюрьма является решающим испытанием в осуществлении моего предназначения. В определенном смысле я, узник, свободнее многих и многих людей, живущих на свободе: эти рабы ложных потребностей каждый вечер накачиваются транквилизаторами – иначе им не вынести ни жалкого существования без идеалов, без перспективы, без надежды, ни самих себя…
Я остаюсь неисправимым оптимистом, ибо меня ведут по жизни слившиеся воедино идеалы и Вера. Рано или поздно я выйду из заточения, я в этом убежден, даже если, став свободным, замолчу навеки. Я закончил писать «Воспоминания» в ноябре 1992 года в Аммане. Если Аллаху будет угодно, они увидят свет через двадцать лет – в любом случае уже после моей смерти.
Я подчиняюсь воле Всевышнего. Хвала Аллаху!
Подготовка публикации Валерий ПЕТРОВ
Взято с: IslamNews
Комментариев нет:
Отправить комментарий